...
– Ваши бароны в сборе, государь, – продолжал камергер. – Примете ли вы сначала мэтра Мартэна, который только что прибыл из Парижа, или увидитесь с ним на Совете?
– Как, мэтр Мартэн здесь? – воскликнул Людовик. – Я хочу видеть его немедленно. И оставьте нас вдвоем.
Вошедший оказался человеком лет пятидесяти, довольно тучным, смуглым и с мечтательным взором. Одет он был более чем скромно, почти в монашеское одеяние, а в его фигуре, в каждом его жесте, одновременно вкрадчивом и уверенном, в его манере забрасывать полу плаща на сгиб локтя чувствовалось что-то восточное. Мэтр Мартэн много путешествовал на своем веку, добирался даже до берегов Кипра, до Константинополя и Александрии. Никто не мог с уверенностью утверждать, что он всегда носил имя Мартэн, под которым его знали люди.
– Изучили ли вы вопрос, который поручил я вам задать? – спросил король, смотрясь в ручное зеркальце.
– Изучил, государь, изучил и горжусь великой честью, оказанной мне.
– И что же? Скажите мне всю правду. Пусть мне предстоит выслушать даже самое худшее, я не испугаюсь.
Любой астролог, имевший, подобно мэтру Мартэну, немалый опыт, знал, что следует думать о подобной преамбуле, особенно когда исходит она от короля.
– Государь, – ответил он, – наше знание несовершенно; планеты никогда не лгут, но человеческий разум может впасть в заблуждение, наблюдая за ними. Однако я не вижу никаких оснований для вашего беспокойства, и ничто, на мой взгляд, не мешает вам иметь потомство. Светила, под которыми вы рождены, скорее благоприятствуют этому, и расположение их говорит в пользу отцовства. И в самом деле, Юпитер стоит выше созвездия Рака, что сулит нам плодородие, и, кроме того, Юпитер, под знаком которого вы рождены, образует благоприятный треугольник с Луной и планетой Меркурий. Следовательно, вы не должны отказываться от надежды зачать дитя, ни в какой мере не должны. Противостояние Луны и Марса указывает, что жизнь дитяти, которое вы произведете на свет, пройдет гладко, но с первых дней рождения его необходимо окружить самыми бдительными заботами и самыми верными слугами.
Мэтр Мартэн приобрел громкую славу, предсказав задолго, правда, в весьма туманной форме, что смерть короля Филиппа Красивого наступит в ноябре 1314 года в связи с затмением Солнца. Он писал тогда: «Могущественный владыка Запада...», не пожелав уточнить, какого именно владыку имеет в виду. Людовик Х, считавший смерть отца счастливейшим событием своей жизни, с тех пор возымел к мэтру Мартэну огромное уважение. Но будь он более проницательным, он уловил бы в сдержанных словах астролога, что тот, изучая светила, без сомнения, прочел в небесах куда больше, чем сказал вслух.
– Ваше мнение мне весьма ценно, мэтр Мартэн, и ваши слова меня ободряют, – произнес Сварливый. – А не уловили вы наиболее благоприятный момент для зачатия наследников, коих я жду?
Мэтр Мартэн на мгновение задумался.
– Будем говорить лишь о первом, государь, ибо относительно последующих я не смогу ответить вам с такой же уверенностью... Мне не хватает часа рождения королевы, которого она сама не знает, как вы говорили, и никто не смог мне его сообщить; но думается, я не допущу особо грубой ошибки, сказав, что ребенок родится, когда Солнце войдет в созвездие Стрельца, а следовательно, зачатия его следует ждать примерно в середине февраля.
– Значит, мы успеем совершить паломничество к святому Иоанну Амьенскому, чего так желает королева. А когда, по-вашему, мэтр Мартэн, мне следует вновь начать войну против фламандцев?
– Думаю, что в этом вопросе лучше всего положиться на голос мудрости. Вы сами наметили примерную дату?
– Полагаю, что мне не удастся собрать войска раньше будущего августа.
Мечтательный взгляд мэтра Мартэна скользнул по лицу короля, по его короне, по длани правосудия, которая, по-видимому, мешала Людовику, и он держал ее на плече, как садовник держит свою мотыгу.
«До августа бывает июнь, надо еще пережить июнь...» – подумалось астрологу.
– Возможно, что в будущем августе, государь, – произнес он вслух, – фламандцы уже перестанут вас тревожить.
– Охотно верю, – вскричал Сварливый, придавая словам астролога благоприятный для себя смысл. – Ибо минувшим летом я нагнал на них страху, и они, понятное дело, сдадутся на милость победителя еще до начала кампании.
Странное чувство должен испытывать человек, смотрящий на другого человека и знающий почти наверняка, что тот, другой, скончается через полгода, да еще и слушать, как он строит планы на будущее, которого ему не суждено видеть. «Разве что он дотянет до ноября...» – снова подумал Мартэн. Ибо, помимо грозного предзнаменования на июнь месяц, астролог не мог не знать еще одного рокового знака: зловещего прохождения Сатурна в дни, когда королю исполнится двадцать семь лет и сорок четыре дня. Несчастье может произойти с ним самим, с его женой или с его ребенком, если таковой появится на свет. Во всяком случае, такие вещи в глаза не говорят.
Однако уже подойдя к двери и взвешивая на ладони увесистый кошелек, пожалованный королем, мэтр Мартэн снова заколебался, охваченный угрызением совести.
– Государь, еще одно слово по поводу вашего здоровья. Остерегайтесь яда, особенно в конце весны.
– Стало быть, мне придется отказаться от груздей, лисичек и сморчков, до которых я так охоч, но, помнится, и впрямь они не раз причиняли мне мучительные боли в желудке, к которым я вообще склонен.
Потом вдруг тревожно добавил:
– Яд! Может быть, вы намекаете на укус гадюки?
– Нет, государь, я говорю только о пище.
– Хорошо, благодарю вас, мэтр Мартэн, я буду настороже.
И прежде чем отправиться в Совет, Людовик приказал своему камергеру усилить надзор за кухней, распорядился, чтобы к столу подавали только самые свежие припасы и проверяли, откуда они поступают, и главное, чтобы каждое блюдо, прежде чем попасть к королю, пробовали не один раз, а дважды.
...
Однако он не успел выговорить этих слов, как заговорил иностранец:
− Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.
"Какая-то нелепая постановка вопроса…" − помыслил Берлиоз и возразил:
− Ну, здесь уж есть преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собой разумеется, что, если на Бронной мне свалится на голову кирпич…
− Кирпич ни с того ни с сего, − внушительно перебил неизвестный, − никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он ни в коем случае не угрожает. Вы умрете другой смертью.
− Может быть, вы знаете, какой именно? − с совершенно естественной иронией осведомился Берлиоз, вовлекаясь в какой-то действительно нелепый разговор, − и скажете мне?
− Охотно, − отозвался незнакомец. Он смерил Берлиоза взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде:
"Раз, два… Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть − несчастье…
вечер − семь…" − и громко и радостно объявил: − Вам отрежут голову!
Бездомный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного, а Берлиоз спросил, криво усмехнувшись:
− А кто именно? Враги? Интервенты?
− Нет, − ответил собеседник, − русская женщина, комсомолка.
− Прошу и меня извинить, − ответил иностранец, − но это так. Да, мне хотелось бы спросить вас, что вы будете делать сегодня вечером, если это не секрет?
− Секрета нет. Сейчас я зайду к себе на Садовую, а потом в десять часов вечера в МАССОЛИТе состоится заседание, и я буду на нем председательствовать.
− Нет, этого быть никак не может, − твердо возразил иностранец.
− Это почему?
− Потому, − ответил иностранец и прищуренными глазами поглядел в небо, где, предчувствуя вечернюю прохладу, бесшумно чертили черные птицы, − что Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже разлила. Так что заседание не состоится.
Эге, племянник, вам, я вижу, пришлись по вкусу не только мои носилки, но и та пища, что нам сюда подают. И мое общество, конечно, мое общество тоже...
...
Хотя я был совсем юнцом, хочу надеяться, что от моего управления епархией осталась неплохая память. Когда я встречаю теперь множество епископов, даже убеленных сединой, которые не умеют держать в руках ни свою паству, ни свой причт и которые донимают нас жалобами и затевают бесконечные тяжбы, я склонен думать, что управлял я своей епархией достаточно хорошо и не слишком при этом надрывался. У меня были превосходные викарии... Плесните-ка, кстати, мне еще этого винца, чтобы запить жаркое... Так вот, я говорю, превосходные викарии, и я предоставлял им полную свободу самим управляться с делами. Я приказал, чтобы меня беспокоили только по наиважнейшим делам, чем внушил к себе уважение и даже, пожалуй, страх. Таким образом, у меня оставалось достаточно досуга, чтобы расширять свои знания. К этому времени я был уже по-настоящему силен в каноническом праве и добился разрешения пригласить в свою резиденцию ученых правоведов, дабы поднатореть в праве гражданском. Они приезжали из Тулузы, где я сам получил ученую степень; и, надо сказать, Тулузский университет ничуть не хуже Парижского, коль скоро там тоже немало весьма ученых мужей. И вот в признательность за это... я решил... и, раз уже представился такой случай, хочу поставить вас об этом в известность, Аршамбо,– я решил основать в Тулузе коллеж для неимущих перигорских школяров... Такой пункт внесен даже в мое завещание на тот случай, если я не успею сделать это при жизни... Возьмите-ка, дорогой племянник, полотенце и вытрите руки.
Как раз в Лиможе я начал изучать астрологию. Ибо для того, кому суждено властвовать, особливо потребны две науки: наука юридическая и наука о светилах небесных, ибо первая учит законам, управляющим взаимоотношениями и обязательствами между людьми, их обязательствами в отношении государства или церкви, а вторая знакомит с законами, управляющими отношениями человека и Провидения. Право и астрология – законы земные, законы небесные. Утверждаю, что этого вполне достаточно. По воле Божьей каждое живое существо рождается в свой определенный час, отмеченный на небесном циферблате, и по великой милости своей Господь дозволил нам вникать в этот ход времен.
Знаю, знаю, немало худых христиан подтрунивает над астрологией лишь потому, что наука эта попала в руки различных шарлатанов и торговцев ложью. Но ведь так было всегда, и из старинных книг мы знаем, что еще древние римляне и другие народы времен античности разоблачали гадальщиков, составлявших лжегороскопы, и лжеволхвов, предсказывавших будущее за деньги. И тем не менее они охотно шли к тем, кто умел верно и безошибочно читать по звездам, и нередко такие люди занимались этим даже в храмах... И не закрываем же мы все церкви только потому, что существуют распутные или уличенные в святокупстве, то есть торгующие духовными должностями, священнослужители.
Мне приятно, что вы разделяете мое мнение. Христианину подобает со смирением принимать предначертания Вседержителя, творца всего сущего, что парит над звездами небесными...
Вам хотелось бы... Ну конечно, дорогой племянник, для вас с превеликой охотой. Знаете ли вы час вашего рождения?.. Эх, надобно знать. Отрядите кого-нибудь к вашей матушке с просьбой сообщить вам тот час, когда вы испустили первый крик. Матери такого не забывают...
Я лично могу только похвалить себя за то, что изучил астральную науку. Благодаря ей я и мог давать полезные советы государям, пожелавшим преклонить ко мне слух свой, а равно это дало мне возможность проникнуть в натуру людей, с коими я общался, и остерегаться тех, чья судьба противоположна моей. Вот возьмите хотя бы Капоччи. Я давным-давно знаю, что он враждебен мне буквально во всем, и я всегда держался с ним настороже... Изучая расположение небесных светил, я с успехом провел десятки переговоров и заключил множество весьма благоприятных для нас соглашений, в частности в пользу моей сестры Дюраццо, или, скажем, устроил брак Людовика Сицилийского. И в благодарность мои подопечные значительно умножили мое состояние. Но прежде всего это сослужило мне добрую службу при Папе Иоанне XXII – упокой, Господи, душу его, он был моим благодетелем – и оказало мне бесценную услугу. Ибо этот Папа и сам тоже был великий алхимик и астролог. Когда он узнал, что я небезуспешно изучаю ту же науку, он почувствовал ко мне расположение, и именно поэтому он так благосклонно выслушал пожелание короля Франции сделать меня кардиналом в тридцать лет, что, надо сказать, бывает не каждый день.
...
Последний раз редактировалось AlMaximus, 13.09.2016 в 10:30.
Кавалер был средних лет, плотный мужчина. Багрово-красное лицо его с крючковатым носом было погружено в кружева. Огромный, с локонами, парик, какие носили в начале столетия, был неряшливо напудрен. Синий жесткого шелка кафтан расшит золотыми мордами и цветами. Поверх надета зеленая шуба на голубых песцах. Золотом же были вышиты черные чулки. На пряжках бархатных башмаков сверкали брильянты, и на каждом пальце коротких волосатых рук переливалось по два, по три драгоценных перстня.
Хриповатым баском приезжий проговорил приветствие, затем, отойдя на шаг от дамы, представил ей Алексея Алексеевича.
- Графиня,- наш хозяин. Сударь,- моя жена.
После этого он занялся табакеркой, нюхая, сморкаясь и задирая голову. Алексей Алексеевич выразил графине сожаление по поводу дурной погоды и живейшую радость по поводу их неожиданного знакомства. Он предложил ей руку и повел к столу.
Графиня отвечала односложно и казалась утомленной и печальной. Но все же она была необыкновенно хороша собой. Светлые волосы ее были причесаны гладко и просто. Лицо ее, скорее лицо ребенка, чем женщины, казалось прозрачным,- так была нежна и чиста кожа; ресницы скромно опущены над синими глазами, изящный рот немного приоткрыт,- должно быть, она с наслаждением вдыхала свежесть, идущую из сада.
У стола, уставленного холодными и горячими закусками, гостей встретила Федосья Ивановна. По-французски она изъяснялась плохо, приезжие совсем не говорили по-русски, поэтому занимать их пришлось одному Алексею Алексеевичу. Выяснилось, что они едут из Петербурга в Варшаву на долгих и в дороге уже вторую, неделю.
- Прошу великодушно простить меня,- сказал Алексей Алексеевич,знакомясь, я не совсем расслышал ваше имя.
- Граф Феникс,- отвечал приезжий, жадно белыми крепкими зубами вонзаясь в курячью ногу.
Алексей Алексеевич быстро поставил задрожавший в руке стакан и побелел, стал белее салфетки.
- Так вы и есть знаменитый Калиостро, о чудесах ваших говорит весь свет? - спросил Алексей Алексеевич.
Феникс поднял косматые, с проседью, брови, налил вина в стакан и опрокинул его в горло, не глотая.
- Да, я Калиостро,- сказал он, с удовольствием причмокнув большими губами,- весь мир говорит о моих чудесах. Но происходит это от невежества. Чудес нет. Есть лишь знание стихий природы, а именно: огня, воды, земли и воздуха; субстанций природы, то есть - твердого, жидкого, мягкого и летучего; сил природы: притяжения, отталкивания, движения и покоя; элементов природы, коих тридцать шесть, и, наконец, энергий природы: электрической, магнетической, световой и чувственной. Все сие подчинено трем началам: знанию, логике и воле, кои заключены вот здесь,- при этом он ударил себя по лбу. Затем положил салфетку и, вынув из камзольного кармана золотую зубочистку, принялся решительно ковырять в зубах.
ЗачОтный вопрос! "Просвещённая католическая Европа" заслушивалась лекциями Калиостро по астрологии, на Руси абсолютно чётко просматривается в классической литературе либо чертовщинка (Мастер и Маргарита), либо шарлатанство и всякие *колдовские штучки* ))) "Лунная сырость" (впоследствии "Граф Калиостро") впервые была напечатана в Берлине в 1922 году. Так что Да . Серия "проклятые короли" пока рулит в свете заявленной темы.
Итак, по словам старого Мак‑Кпила, некий путник, немолодой уже человек весьма почтенного вида, проезжая однажды по самым глухим местам Гйллоуэя, был застигнут на дороге наступившею темнотой. Не без труда добрался он до какой‑то усадьбы, где его приняли со всем радушием, присущим Шотландии тех времен.
На хозяина дома, богатого помещика, произвела сильное впечатление благообразная внешность гостя, и он просил извинить его за царивший в доме беспорядок, которого приезжий не мог не заметить. Лэрд сообщил ему, что супруга его лежит в постели и вот‑вот должна родить, добавив, что, хотя женаты они уже целых десять лет, это ее первые роды. Одновременно он выразил сожаление, что это обстоятельство помешает принять гостя так, как надлежало бы.
– Что вы, помилуйте, – ответил незнакомец, – мне ничего особенного не надо, и я думаю даже, что сумею воспользоваться предстоящим событием, чтобы отблагодарить вас за ваше гостеприимство. Скажите мне точно час и минуту, когда родится ребенок, и я надеюсь, что смогу кое‑что сообщить вам о том, что его ждет в нашем смертном и полном превратностей мире. Не скрою от вас, что я владею искусством читать и толковать изложения небесных: светил, влияющих на судьбы людей. В отличие от так называемых астрологов, я занимался этой наукой. И не ради денег пли другого вознаграждения. Я человек вполне обеспеченный и употребляю все знания, которыми владею, на благо тем, к кому я расположен.
Лэрд поклонился в знак уважения и благодарности, и путешественнику была предоставлена комната, окно которой выходило в необъятный простор усеянного звездами неба.
Гость провел часть ночи, созерцая расположение небесных тел и исчисляя их возможные влияния на судьбу ребенка, пока наконец результат этих наблюдений но заставил его послать за лэрдом; он принялся самым настойчивым образом упрашивать его, чтобы повитуха как‑нибудь задержала наступление родов, хотя бы на пять минут. Ему сказали, что это невозможно, и не успел слуга вернуться с ответом, как отца и его гостя известили о том, что леди родила мальчика.
На следующее утро за завтраком у астролога был такой сосредоточенный и мрачный вид, что отец новорожденного, который перед этим радовался при мысли о том, что у родового владения есть теперь наследник и оно после его смерти не перейдет к какой‑нибудь дальней родне, встревожился не на шутку. Он поспешно увел гостя в комнату, где они могли остаться наедине.
– Я вижу по вашему лицу, – сказал он, – что вы должны сообщить мне что‑то недоброе о моем малютке. Может быть, господу угодно будет лишить пас этой радости прежде, чем дитя подрастет и достигнет совершеннолетня? Или, может быть, сыну моему суждено стать недостойным той любви, которую мы ему готовим?
– Ни то, ни другое, – ответил незнакомец.
– Если только мои знания не обманывают меня, ребенок переживет и младенческий и детский возраст и своим характером и способностями оправдает все надежды родителей. Но, несмотря на то, что многое в его гороскопе сулит ему счастье, все же значительный перевес приобретает какое‑то злое влияние, которое грозит ему нечестивым и несчастным для него искусом, когда он достигнет возраста двадцати одного года. Год этот, как явствует из расположения созвездий, будет для него критическим. Но вся моя паука бессильна сказать, в каком виде явится ему испытание, и какого оно будет характера – я не знаю.
– Так выходит, ваши знания не могут защитить его от беды, которая ему угрожает? – спросил охваченный беспокойством отец.
– Нет, это не так, – сказал незнакомец, – защитить его они безусловно могут. Влияние созвездий могущественно, но тот, кто создал небо и звезды, могущественнее всего, надо только обратиться к нему с верою и любовью. Вам следует посвятить вашего сына всецело служению создателю, приложив к этому такое же рвение, как родители Самуила, которые посвятили своего сына служению храму. Вы должны относиться к нему как к существу, занимающему особое место в мире. В его детские и отроческие годы вы должны окружить его людьми набожными и добродетельными и, елико возможно, следить за тем, чтобы он не знал никакого зла, задуманного или совершенного, чтобы он не видел его и даже не слышал о нем. Воспитывать его следует в самых строгих правилах нравственности и религии. Пусть он растет в стороне от мирской жизни, чтобы его никак не коснулись людские заблуждения или пороки. Короче говоря, уберегите его, насколько это возможно, от всяческого греха, не считая, разумеется, греха первородного, доставшегося всем нам, жалким смертным, еще от Адама. Перед тем как ему исполнится двадцать один год, в жизни его должен наступить критический момент. Если только он переживет его – он будет счастлив и благополучен в своей земной жизни и станет избранником неба. Но если случится иначе… – Тут астролог замолчал и глубоко вздохнул.
И напевая эту незатейливую песенку, он махнул Риенцо рукой и вышел.
Риенцо смотрел на удаляющуюся фигуру своего гостя с выражением ненависти и страха.
- Дай этому человеку власть, - прошептал он, - и он сделается вторым Тотилой [15]. В его жадной и зверской натуре, несмотря на лоск его веселости и рыцарской грации, я вижу олицетворение наших готских врагов. Я уверен, что я убаюкал его! Да, как два солнца не могут светить в одном полушарии, так Вальтер де Монреаль и Кола ди Риенцо не могут жить в одном и том же городе. Астрологи говорят, что мы чувствуем тайную и непреодолимую антипатию к тем, кто влиянием звезд назначен приносить нам зло: такую антипатию я чувствую к этому красивому убийце. Не переходи мне дороги, Монреаль! Не переходи мне дороги!
[15] - Иннокентий VI несколько лет спустя провозгласил Монреаля худшим, нежели Тотила.
Эдвард Джордж Бульвер-Литтон. Последний римский трибун.
Мы так похожи: я всегда знаю наперед, как бы ты мне ответила. Мы живем под одними и теми же звездами. Ты родилась в конце декабря, а я в конце июня. В астрологии полугодовые циклы всегда соотносятся, — январь и июль, июнь и декабрь. У нас одни и те же созвездия — и сходные судьбы. Мы беспокойные питомцы Юпитера, рожденные вблизи тьмы Сатурна...[...]
…Но когда ночь начала удаляться и за платанами посветлело, он поднялся из-за своего каменного стола и по влажному от росы лугу дошел до того места, откуда мог обозреть все небо…
— Эй, ты! — сказал он красноватому блеску, тлевшему низко, над сонным горизонтом. — Ты, самый близкий, самый родной и, значит, самый опасный, ты, который знаком мне, Марс, преследовавший меня, как и я тебя, слышишь, ты! Приди, напусти свой мрачный свет на меня, нависни надо мной, жарь, пеки, обваривай, вали на меня все, что пожелаешь, набрасывайся на меня, сколько угодно, но оставь в покое самую светлую пуму из лесов! Она беспомощна в эти ночи полнолуния, она свернулась на своем ложе для раненых, и в темные предутренние часы ее навещает Диана, лечит травами и заговорами, чтобы она вновь стала нашей радостью и нашим быстрым как стрела счастьем, — а посему ты, самая темная из всех планет, оставь ее в покое!
И вы, более светлые братья и сестры, помогите! Ты, Юпитер, ты, Венера, вечно блуждающая, и ты, Меркурий, быстрокрылый посланник богов; и к вам я обращаюсь, цыгане небесные, Плутон и Нептун, и даже к тебе, двуликий Сатурн! На помощь! На помощь!
"Скажи мне, что ты меня любишь". Эрих Мария Ремарк.
Юджину пришло в голову, что он родился под несчастливой звездой. Наслушавшись рассказов об астрологии и хиромантии, увлекаемый любопытством и безотчетным страхом, он однажды обратился к астрологу, и тот за небольшую мзду сообщил ему, что его ждет громкая слава не то в искусстве, не то в литературе, но что сейчас он входит в неблагоприятную полосу, которая продлится несколько лет. Услышав это, Юджин даже изменился в лице. Старый, словно замшелый джентльмен качал головой над своими астрологическими фолиантами. У него была белая грива, придававшая ему весьма почтенный вид, и совершенно белая борода, но жилет его носил следы пролитого кофе и был обсыпан табачным пеплом, а воротничок и манжеты казались серыми от грязи.
— Звезды предвещают вам большие огорчения в возрасте от двадцати восьми до тридцати лет. После этого наступит длительный период благополучия. Приблизительно на тридцать восьмом или тридцать девятом году жизни вас снова ждут испытания, правда, не столь значительные, и вы с ними справитесь… по крайней мере похоже на то. Гороскоп показывает, что у вас чрезмерно чувствительная натура и сильно развитое воображение и что вы принимаете все близко к сердцу. Кроме того, у вас, видимо, больные почки. Не злоупотребляйте лекарствами; судя по гороскопу, у вас к ним склонность, но они вам впрок не пойдут. Вы будете женаты дважды, но детей я не вижу.
Он долго еще бубнил что-то себе под нос, и Юджин вышел от него сильно расстроенный. Итак, даже звезды предвещают ему продолжительный период упадка, и в недалеком будущем его снова ждут неудачи. Правда, астролог говорил о периоде благополучия в возрасте между тридцатью двумя и тридцатью восемью годами. Что ж, и это утешительно. Кто же та вторая женщина, на которой ему предстоит жениться? А как же Анджела — умрет? В этот декабрьский день он долго бродил по улицам и все думал, думал.
...
...
.
.
.Юджину стало казаться, что он жертва какого-то дьявольского наваждения, ведь есть же люди, которых преследуют злобные силы, люди, родившиеся под несчастливой звездой, обреченные на горе и неудачи. Откуда мог знать нью-йоркский астролог, что ему предстоят четыре незадачливых года! Вот уже три года из этих четырех прошли. Почему чикагский хиромант, как и нью-йоркский астролог, предсказал, что ему предстоят два тяжелых периода и что, по всей вероятности, к середине жизни у него произойдет решительный перелом?
...
...
Теодор Драйзер " Гений "
__________________
" - А на словах я не умею. Ты не забывай, что у меня в голове опилки. Длинные слова меня только расстраивают."
Морис Дрюон
Когда король губит Францию
Часть первая. Беды приходят издалека
1. Перигорский кардинал размышляет…
Я бы мог стать папой. Ну как забыть, как не вспомнить, что трижды я держал в руках папскую тиару, трижды! Будь то Бенедикт XII, будь то Климент VI, будь то наш теперешний папа, это я, я после ожесточенной борьбы решал, чье именно чело в конце концов увенчает тиара. Мой Друг Петрарка недаром зовет меня делателем пап… Не такой уж искусный делатель, раз тиара ни разу не досталась мне. Впрочем, на то воля божья… Ох, и странная это штука – конклав! По-моему, я единственный из живущих ныне кардиналов видел целых три конклава. А возможно, увижу и четвертый, ежели папа Иннокентий VI и впрямь болен, как уверяет всех и каждого…
…
… Конечно, в первый раз я был чересчур молод. Тридцать три года, возраст Христа; и в Авиньоне пошел об этом шепоток, когда стало известно, что Иоанн XXII… господи, осени душу его святым своим светом, он был моим благодетелем… когда стало известно, что он уже не встанет с ложа. Но кардиналы не пожелали выбрать самого молодого из всех своих собратьев, охотно признаю – это вполне разумно. Дабы нести такое бремя, требуется опыт, и опыт этот я приобрел ныне. Но все равно и тогда у меня уже было достаточно опыта, и поэтому-то я не забивал себе голову тщетными иллюзиями…
…
Во второй раз, на конклаве 1342 года… ох, я ведь в этот второй раз имел все шансы, если бы… если бы Филипп Валуа не пожелал посадить на Святой престол своего канцлера, архиепископа Руанского. А мы, перигорцы, всегда были покорны французской короне. И к тому же, разве мог бы я впредь оставаться главой французской партии, ежели бы пошел против желания короля? …
…
В третий раз на конклаве – а был он четыре года назад – помехой оказалось мое происхождение. Слишком я видите ли, знатный сеньор, у нас уже был один такой. Я, кардинал Перигорский, зовусь Эли де Талейран, шутка ли, и если бы выбрали меня, то это было бы прямым оскорблением для бедных! В иные минуты на нашу Церковь нападает яростный стих самоуничижения и самоумаления. …
…
Я лично хоть и не такой великий теолог, как другие, а такими в наш век хоть пруд пруди, но, коль скоро на меня возложен долг блюсти в порядке и чистоте земные жилища господа бога, я наотрез отказался урезать расходы на свое содержание и содержание своего отеля; и сам папа, а он знает, слишком хорошо знает, чем мне обязан, даже и не подумал меня к тому принуждать. Ежели ему нравится прибедняться на папском престоле – что ж, его дело. Но я – его нунций, и обязан блюсти блеск его сана.
Знаю, знаю, кое-кто прохаживается насчет моих внушительных пурпурных носилок с золоченым передком и золочеными гвоздиками, то есть тех носилок, в которых я сейчас передвигаюсь, и насчет двух моих лошадей под пурпуровыми чепраками, и насчет моего эскорта, насчитывающего две сотни копий, и насчет трех перигорских львов, вышитых не только на моем знамени, но и на ливреях моих стражников. Но ведь благодаря всему этому, когда я въезжаю в какой-нибудь город, весь народ высыпает мне навстречу, падает ниц, целует полы моего плаща. Да что там, сами короли преклоняют предо мною колена… во славу твою, господи, во славу твою!
Только вот на последнем конклаве это оказалось не совсем кстати, и мне дали это почувствовать, причем почувствовать довольно ощутимо. Им требовалось что-нибудь попроще, человек позаурядней, смиренник, бедняк. …
…
Моя матушка была убеждена, что я непременно стану папой. И твердила мне об этом при всяком удобном и не удобном случае. Именно поэтому она приказала выстричь мне тонзуру, когда мне было всего шесть лет; и она же добилась от Климента V, питавшего к ней подлинно дружеские и возвышенные чувства, чтобы меня сразу же включили в число папских воспитанников и чтобы мне дали приход с бенефициями. Сколько же было мне лет, когда матушка привела меня к папе?.. «Дражайшая Брюниссанда, надеюсь, что сын ваш, коему даем мы особое наше благословение, сумеет проявить на том поприще, что вы избрали для него, незаурядные добродетели, свойственные славному вашему роду, и быстро достигнет самых высоких должностей нашей Святой церкви!..» Нет, не больше семи лет. Он назначил меня каноником в Сен-Фрон; так я впервые облачился в мантию. Почти полвека прошло с той норы… Матушка моя спала и видела меня на папском престоле. Была ли то просто тщеславная материнская мечта или же и впрямь пророческое видение, что порой осеняет женщин? Увы, сам я отлично знаю, что папой мне не бывать.
И однако… однако, мой гороскоп говорит, что в день моего появления на свет Юпитер сочетается с Солнцем, светило проходит через меридиан в наивыгоднейшей точке – верный знак власти и мирного правления. Ни у одного другого кардинала нет такого благоприятствующего расположения светил, как у меня. Мои гороскоп значительно лучше, чем был у папы Иннокентия в день его избрания. Но только вот в чем загвоздка… Мирное правление, да, мирное правление, а ведь кругом война, мятежи, гроза. Слишком уж хорош мой гороскоп по нынешним временам. Так что гороскоп Иннокентия, предвещавший одни лишь трудности, заблуждения, невзгоды, куда лучше подходит к нынешним смутным временам. Господь бог уготавливает человека к той године, что довлеет миру, и призывает папу, способного выполнить его замысел, будь то ради величия и славы, будь то ради мрака и бездны…
Если бы я не стал согласно желаниям матушки верным служителем Церкви, я был бы сейчас графом Перигорским, коль скоро старший мой брат скончался, не оставив потомства, как раз в год первого моего конклава; а графский титул, поскольку он был мне ни к чему, перешел к нашему младшему брату Роже-Бернару… Ни папа, ни граф. Ну что ж, надо оставаться на том месте, куда поста вило нас Провидение, и постараемся как можно лучше выполнить долг свои. Нет сомнения, что я мог бы стать одним из тех, кому суждено сыграть великую роль, стать великим человеком своего века, имена которых тут же забывают, едва они сходят со сцены. Ленива и неповоротлива память людская, только имена королей удерживает она… Да будет на то воля твоя, господи, да будет воля твоя…
Морис Дрюон
Когда король губит Францию
5. Первые шаги короля, которого прозвали Добрым
Гороскоп короля Иоанна? Ну конечно, я его знаю: десятки, если не сотни раз я всматривался в него… Стало быть, я все предвидел? Конечно, предвидел. Поэтому-то я так и бился, чтобы помешать этой войне. Ведь я же отлично знал, что она будет пагубна, и пагубна именно для Франции. Но попробуйте урезонить человека, а особенно короля, когда расположение светил в гороскопе затемняет ему разум и лишает способности рассуждать здраво!
Когда король Иоанн II появился на свет божий, Сатурн как раз проходил через зенит в созвездии Овна. А такое расположение светил пагубно для владык земных, оно присуще низложенным государям, быстротечным правлениям или же правлениям, оканчивающимся трагическими поражениями. А если к тому же Луна встает под знаком Рака, а Рак тоже под знаком Луны, то это означает, помимо всего прочего, натуру женственную. Наконец, чтобы дать вам наиболее яркую черту, которая бросается в глаза любому астрологу: Солнце, Меркурий и Марс находились в крайне зловещем сочетании и в слишком большой близости к Тельцу. Под такими неблагоприятными светилами человек рождается неуравновешенным, с виду, правда, мужественным и даже довольно тяжеловесным, но у такого человека все мужское как бы выхолощено, включая мыслительные способности. В то же самое время такой человек груб, необуздан, подвержен мечтаниям и тайным страхам, что вызывает в нем внезапные приступы ярости, тягу к убийству. Такой неспособен прислушиваться к чужому мнению или властвовать собой, и прячет он свои слабости под личиной бахвальства, по сути дела, просто глупец и полная противоположность победителю или тому, кто наделен душою властелина.
Про некоторых людей так и хочется сказать: поражение становится самым важным в их жизни, они втайне смакуют его и успокаиваются, лишь получив свое. В глубине сердца они находят отраду в мечтах о поражении, ибо желчь поражения – излюбленный их напиток; она слаще для них, чем для другого нектар победы; они взыскуют о зависимости, и лучше всего им видеть себя у кого-нибудь в подчинении. Да, подлинно великая беда, когда король появляется на свет под таким расположением светил.
Иоанн II, пока он был герцогом Нормандским и жил по указке своего батюшки, которого, к слову сказать, недолюбливал, казался вполне приемлемым принцем, и люди несведущие полагали, что он сумеет управлять страной. Но надо сказать, что не только народ, но и придворная знать склонны к иллюзиям и почему-то всегда считают, что новый правитель будет лучше предыдущего, так, словно бы новизна сама по себе уже добродетель, и притом добродетель сродни чуду. Однако стоит только новому монарху взять в руки скипетр, как его гороскоп и его природные качества тут же начинают сказываться самым злополучным образом.
Иоанн II не просидел на троне и двух недель, как Карл Испанский все в том же августе месяце 1350 года был разбит на море королем Англии Эдуардом III. Правда, Карл Испанский командовал Кастильским флотом и наш государь Иоанн за эту морскую экспедицию ответственности не нес. Тем но менее победителем вышел англичанин, а побежденный был закадычным другом короля Франции, и, следовательно, начало для этого последнего получилось не слишком благоприятным.
Коронование состоялось в конце сентября. На торжественную церемонию в Реймс прибыл также Карл Испанский, и этому незадачливому флотоводцу там оказали самый ласковый прием – надо же было утешить его за поражение.
В половине ноября коннетабль Рауль де Бриен, граф д'Э, вернулся во Францию. Целых четыре года он просидел в плену у короля Эдуарда, но, надо сказать, пленение это было не слишком сурово, ему даже дозволялось переезжать из Англии во Францию и обратно, ибо он был участником мирных переговоров, над чем мы не покладая рук трудились в Авиньоне. Я лично состоял с коннетаблем в переписке. На сей раз ему удалось собрать необходимую сумму для своего выкупа из плена. Не знаю, надо ли вам напоминать, что Рауль де Бриен был по своему высокому положению весьма могущественной и значительной особой и, так сказать, второй персоной в нашем королевстве. Коннетаблем он стал после смерти своего отца Рауля V, тоже коннетабля, убитого на турнире. Ленные владения у него были повсюду, особенно крупные в Нормандии и в Туроне – Бургей и Шинон, еще другие в Бургундии и Артуа. Владел он ныне конфискованными земельными угодьями и в Англии, и в Ирландии, а также в кантоне Во. По жене он доводился родственником графу Амедею Савойскому. Когда ты только-только уселся на королевский трон, к такому человеку тебе следовало бы относиться весьма уважительно. Как по-вашему, Аршамбо? А наш Иоанн II в первый же вечер его приезда обрушился на Рауля де Бриена с яростными попреками, впрочем, весьма туманными, и тут же приказал заточить его в темницу. А на следующее утро ему без суда и приговора отрубили голову. Да нет, нет, ни в чем он не был виноват, во всяком случае, ничто не было доказано. Наша курия знала об этом не больше, чем вы в вашем Периге. Поверьте мне, мы пытались узнать, в чем же тут дело. Желая оправдаться в этой скоропалительной казни, король Иоанн уверял, что у него, мол, имеются на руках письменные доказательства вероломства коннетабля; но он в жизни их никому не показывал. Ни разу не показывал даже папе, который убеждал, что в его же собственных интересах предать гласности эти пресловутые доказательства. И на все уговоры Святого отца он упрямо отмалчивался.
Тогда, понятно, во всех придворных кругах Европы пошло шушуканье, строились различные предположения… Утверждали, будто коннетабль вел с королевой Бонной Люксембургской любовную переписку и что после смерти королевы переписка эта, мол, попала в руки короля… Ну слыхали ли вы когда-нибудь подобные вздоры?! И впрямь странная связь, да и представить ее себе не так легко, уж во всяком случае, преступную связь, коль скоро дама без конца находилась в тягости, а кавалер полных четыре года почти безвыездно просидел в плену у англичан! Возможно, очень возможно, что в письмах мессира де Бриена и были строки, не слишком лестные для короля. Но будь даже так, они скорее должны были касаться его собственного поведения, нежели поведения его первой супруги… Нет, ничем невозможно объяснить эту казнь, разве что ненавистнической натурой нашего нового короля, который пошел в этом отношении в свою матушку, в эту злобную Хромоножку. Подлинная причина чуть прояснилась позднее, когда звание коннетабля было пожаловано… впрочем, вы сами знаете кому… ну да, Карлу Испанскому, а равно и добрая половина имущества казненного, так как все его земли и добро были розданы членам королевской фамилии. Так граф Иоанн Артуа получил львиную долю – графство Э.
Вот такая неразумная щедрость создает больше врагов, нежели облагодетельствованных. Мессир де Бриен имел кучу родни, друзей, вассалов, челяди; огромному множеству людей он покровительствовал, все эти люди были привязаны к нему и тут же образовали лагерь недовольных. А прибавьте-ка, к ним еще приближенных короля, которым не досталось ни крохи из всего этого добра и которые сразу превратились в озлобленных завистников…
...
И так, Аршамбо, я уже рассказывал вам, как король Иоанн сумел нажить себе первых врагов в лоне собственного государства. И тогда он решил, что пора наживать себе друзей, беззаветно преданных людей, связанных с ним совсем новыми узами, верных помощников в дни воины и в дни мира, которые придадут его правлению славу и блеск. И ради этой цели он на заре следующего года учредил Орден Звезды, награждение которым должно было, по его замыслу, возвеличить рыцарство и усугубить чувство чести. Но эта новизна была отнюдь не новой, ибо король Англии Эдуард уже учредил Орден Подвязки. Но король Иоанн так потешался над этим орденом – подумать только, и создали-то его ради женской ножки. Вот его Звезда послужит совсем иным целям. Советую отметить эту черту его характера, кстати сказать, постоянную и неизменную. Он умел только подражать, но всегда делал вид, что изобретает.
Ровно пять сотен рыцарей, не меньше, должны были принести клятву на Священном писании: никогда и ни при каких обстоятельствах не отступать в бою, не сдаваться врагу в плен. Столь великое деяние полагалось отметить чем-то ощутимым. А когда нужно было щегольнуть, Иоанн II не скаредничал, и из его казны, и без того уже достаточно оскудевшей, деньги утекали, как из продырявленной бочки. Для торжественных церемоний Ордена он приказал приспособить дом в Сент-Уане, который с той поры стали именовать Благородным Домом, и обставили его великолепной мебелью с тонкой резьбой и инкрустациями из слоновой кости и ценных пород дерева. Сам я никогда этого Благородного Дома не видел, но мне его подробно описывали. Стены там обтянуты или, вернее, были обтянуты золототканой и серебряной парчой, а кое-где бархатом, вышитым тоже золотыми звездами и лилиями. Для каждого рыцаря король повелел сшить белый шелковый плащ, сюркот, наполовину белый, наполовину алый, и алую же шапочку с золотой пряжкой в форме звезды. Получили они также белый стяг, расшитый звездами, и каждому сверх того пожаловали по великолепному золотому кольцу с финифтью, дабы сразу было видно: они, мол, обручены с королем… что, конечно, не могло не вызывать улыбок. Пять сотен пряжек, пять сотен стягов, пять сотен колец. А ну-ка, подсчитайте, во что это обошлось! Говорили даже, будто король сам делал наброски всех этих рыцарских принадлежностей, спорил по поводу каждого завитка. И, учредив Орден Звезды, он счел себя непобедимым! При столь неблагоприятном расположении светил в гороскопе ему следовало бы выбрать себе какую-нибудь другую эмблему, но только не звезду.
По установленному самим королем правилу рыцари должны были каждый год съезжаться на великое пиршество, где, как предполагалось, каждый поведает присутствующим о своих геройских подвигах и о том, как бились они на мечах и копьях. Словом, обо всем, чем отличился каждый за этот срок. Два писца должны были записывать их изустные рассказы и превращать в историческую летопись. Так предполагалось воскресить к жизни Круглый стол, и, уж конечно, король Иоанн превзойдет славу Артура – короля бриттов! Вообще замыслы были самые обширные, но достаточно туманные. Начали вновь поговаривать о крестовом походе…
Первое сборище рыцарей Звезды, назначенное на день Богоявления 1352 года, изрядно разочаровало короля. Будущие легендарные герои не могли похвалиться великими деяниями, просто времени им для этого не хватило. Разрубленные надвое от макушки до пяток янычары, вражеские шлемы, притороченные к ленчику седла, девственницы, спасенные из темниц, куда их бросили неверные, – все это откладывалось на будущий год. Оба писца, призванные составлять летопись Ордена, израсходовали не слишком много чернил, если, конечно, не считать подвигом то, что все перепились до умопомрачения. Ибо Благородный Дом стал самым крупным во Франции питейным заведением, какого не бывало со времен короля Дагобера. Бело-алые рыцари так усердно налегали на горячительные напитки, что еще до второй перемены блюд уже вопили во всю глотку, пели, орали, чуть не катались по полу и выходили из-за стола, только чтобы помочиться или поблевать, а потом снова жадно набрасывались на еду, страстно бились об заклад, кто осушит больше кубков, – словом, всем скопом вполне заслужили посвящение в рыцари Ордена кутил. Всю прекрасную золотую посуду, сделанную нарочно для этих пиршеств, смяли или потоптали. Они, как мальчишки, швыряли друг в друга золотые тарелки, а кубки просто давили в кулаке. От чудесной инкрустированной мебели остались одни обломки. Кое-кто с пьяных глаз вообразил, будто он идет в бой с врагом и пришла пора хватать добычу. Поэтому в мгновение ока пирующие растащили все золототканые и вышитые серебром ткани, свисавшие со стен.
А ведь именно в этот самый день англичане взяли крепость Гин, так как, покуда комендант крепости пировал в Сент-Уане, гарнизон благополучно перешел на сторону неприятеля.
После всех этих происшествий король сильно взгрустнул и находил утешение в одной лишь мысли, что волею злой судьбы самые блистательные начинания бывают порой обречены на неудачу.
В скором времени разыгралась первая битва, в каковой приняли участие рыцари Ордена Звезды, но не на далеком сказочном Востоке, а в лесистом уголке Нижней Бретани. Полтора десятка из числа пировавших, желая доказать, что они, мол, способны на иные подвиги, а не только на безудержное питье, решили свято сдержать свою клятву не отступать перед неприятелем, не сдаваться ему в плен. И вместо того, чтобы по примеру благомыслящих людей вовремя отойти, они позволили противнику окружить себя, причем неприятельское войско было столь многочисленным, что шансов на спасение у наших героев не оставалось ни одного. Никто не вышел живым, так что рассказывать о своих подвигах было некому. Зато родственники погибших рыцарей при всяком удобном и неудобном случае охотно распространялись о том, что новый король-де помрачился в уме, раз он заставил своих дворян, имеющих право распускать собственное знамя, дать такую дурацкую клятву; и если все рыцари сдержат ее, то в скорости придется ему пировать в Благородном Доме одному…
...